Читать интересную книгу Одно к одному. Полина и Измайлов - Эллина Наумова

Прежде чем он впал в спячку, я успела поинтересоваться:

– И от чего же Садовников скончался? От передозировки сердечного или от сочетания водки и этого, ну, которое это…

– Блокирует ацетальдегиддегидрогеназу, – легко подсказал врач.

– Кошмар какой! – вырвалось у меня.

Веселый специалист снисходительно и игриво взъерошил мне челку. Его распирала радость.

– Деточка, что сегодня врач не скажет, завтра вскрытие покажет, – изрек он и, напевая, отправился бродить по дому.

Меня затрясло. Я накрутила Ленку, та послала машину за Настасьей. Наша порывистая, неизменно встрепанная кровь с молоком ворвалась в кабинет, расшвыряв двух подпирающих косяки мужиков в форме, чего не заметила. Они восприняли такое явление такой дамы, как должное. На шум вторжения пришагал главный медик, поздоровался, познакомился и не обиделся. Более того, расхохотался:

– Коллега! Удачи! У вас зверски недоверчивая подруга!

Зверюга, то есть я, потребовала медицинской экспертизы на высшем уровне. И эта столичная штучка, виртуоз скальпеля с кандидатской слово в слово повторила заключение спеца анашиста из центральной районной больницы. Не хихикала, разумеется. Но задумчиво добавила третью строчку в их хулиганскую студенческую песенку:

– Короче, Поля, что сегодня врач не скажет, завтра вскрытие покажет, патанатом лучший диагност.

– Напрасно побеспокоила тебя, – облекла бешенство в вежливость я, – извини.

– Пошла бы ты, Поля, подальше. Где Ленка? Где этот санинструктор?

– Какой санинструктор? – обалдела я.

– Который вдову уколол. Их в армии учили оказывать первую медицинскую в виде само- и взаимопомощи. Перед Чечней. Сразу говорю – внутривенные он делать не умеет. А то у тебя глаза заблистали по варианту «мечта психиатра».

Недооценила я парня. По-настоящему воевал и выжил… Скорее он меня шприцем мог убить, чем я его пилкой для ампул.

– Как-то режет слух твое «вдова», – промямлила я.

– Надо называть вещи своими именами, – пожала плечами Настасья.

– А у меня язык не поворачивается.

– Лишь бы шея поворачивалась.

Я оглянулась и увидела тело Лени.

Тут позвонил главный редактор, с которым я связалась после налета телевизионщиков:

– Держишь оборону, Полина? Держи, девочка, держи. Будут еще всякие обзывать нашу газету занюханным изданием.

– Будут, – вздохнула я. – Потерпите, попридержите информацию, все-таки необходимо получить разрешение.

– Не придерживал бы, ты не сказала бы, что будут, – вздохнул порядочный журналист старой формации.

– Я в том смысле, что никчемных и бездарных никто никак не обзывает. Погодите…

Ко мне сомнамбулически приближалась Ленка. После укола она валялась в полузабытьи в гостиной.

– Лен, можно сообщить общественности о гибели Леонида? – спросила я.

– А ты советовалась с адвокатами? – взвилась вдруг она.

Натренировал ее Леня. Я посоветовалась с адвокатами по телефону. Трое лысых мужчин в вызывающе элегантных костюмах примчались через двадцать семь минут, что означало их житье за городом в собственных коттеджах. Они мягко упрекнули Ленку в скрытности, мол, не подружкам, а им надо первым сообщать абсолютно все. Потом схватились, кто за голову, кто за сердце, кто за поясницу при упоминании телевидения. Их руки вернулись в висячее положение лишь после моих уверений в том, что кроме кадров с унитазом и умывальником Садовниковых ребятам ничего не досталось.

– Шила в мешке не утаишь, – пробормотал самый старший из троицы.

И они пообещали не предъявлять претензий, если наше сообщение о смерти господина Садовникова «не будет изобиловать подробностями и домыслами».

– Это будет очень короткое и корректное сообщение, – сказала я. – Что еще я могу сделать для Лены и Лени? Ну, а уж потом другие грязи пональют.

Ленка снова зарыдала. Я быстро позвонила в редакцию и отвела приятельницу в спальню на второй этаж. Не успела спуститься с лестницы в холл, как туда вошли парни Виктора Николаевича Измайлова – капитаны Сергей Балков, Борис Юрьев и старший лейтенант Костя Воробьев. Значит, местные кадры сообщили наверх, начальство Вика вошло в курс дела и выходить не собиралось. Высоко котировался Леонид Александрович Садовников на Москве. Если бы он мог знать, кто будет разбираться в обстоятельствах его ранней странной смерти, остался бы доволен. Но сейчас за него удовлетворенно склонили лысины адвокаты.

Узрев меня, Борис Юрьев споткнулся на ровном месте. Сельские райотдельщики, которым не терпелось покинуть досконально осмотренный и со скуки подробно обсужденный дом Садовниковых, удивленно на него зыркнули, что еще сильнее настроило Борю против меня. В глубине души этот перспективный умник подозревает, что все трупы, возле которых я невольно кручусь, на моей совести. Я клянусь, что просто с очень многими и разными в городе знакома в силу непоседливости и любознательности, а с людьми ведь постоянно что-то происходит, включая неприятности и даже трагедии – не верит. Я могу поставлять ему по два убийцы на каждую жертву – не поможет. И боготворимый учитель Бориса Виктор Николаевич Измайлов тоже в понимании ученика своего рода жертва. Околдовала я мудреца. Не мог он по доброй воле влюбиться в беспокойную тощую, среднего роста брюнетку. Тогда как Боря прочил ему в дамы сердца вальяжную рослую, пышногрудую блондинку.

Когда-то Настасья подарила мне словесную картинку с натуры: анатомичка, запах формалина, дежурные принесли на лотке так называемые препараты – мозг, гениталии, внутренние органы – в зависимости от темы занятия. Младший курс, офонаревший от зубрежки латинских названий, боящийся расчлененной человеческой плоти, хоть и храбрящийся перед студентами других институтов, затравленно смотрит на очень немолодую преподавательницу. Та водит по журналу рукой, отпрепарировавшей не одну сотню трупов, и для затравки учит группу жизни:

– Вы, мальчики, не свихивайтесь на дылдах моделях. Помните, маленькая женщина – украшение дома, большая – украшение улицы.

Я все никак не найду случая рассказать об этом Борису. Молча украшаю, что положено, то есть мою, стираю, убираю, причем у мужчины, который до моего появления в его судьбе прекрасно справлялся своими силами. А именно, не мусорил, регулярно носил белье в прачечную и не ел дома ничего, кроме шоколадной пасты и мягких батонов.

А вот Сергей Балков приемлет любой выбор своего наставника, хотя ему, степенному, моя импульсивность в тягость. Кстати, Юрьев не задумывался, каково Сереже выносить его истероидную артистичность? Но я никак не могу внушить Вику, что Балков более благодарный и чуткий последователь. Полковник упорно считает основательного Балкова рабочим приложением к интуитивному, творческому Юрьеву. Как бы то ни было, с Сергеем мы дружим.

Косте Воробьеву равно плевать на всех, кроме жены и новорожденного сына. Вообще-то в смысле пользы я ценюсь им выше, чем Измайлов, Балков и Юрьев вместе взятые. Потому что сто-о-лько знаю о памперсах, смесях для детского питания, диатезе и прямой связи младенцев с космосом. Костя даже считает долгом благодарности после каждой консультации делать мне скучные комплименты.

Итак, при виде меня Юрьев скуксился. Он же лицезрел убийцу Садовникова, вину которой опять не получится доказать. Странно, но выражения его и охранника лиц были очень похожими. «Надо бы к зеркалу подойти, – промелькнуло в моей голове. – Я из дома выскочила впопыхах, поэтому запросто могла чего-то не одеть или забыть снять». Балков приветливо кивнул и улыбнулся улыбкой ребенка, к которому неожиданно сам собой прикатился мячик. А Воробьев тихо засмеялся, предвкушая возможность беседы о рекордной продолжительности ночной сухости грудничка, дабы его мама во сне набиралась сил на дневные кормления. Я оглядела их вместе и невольно криво усмехнулась. Юрьев высок и тонок, Балков невысок и коренаст, а Воробьев – нечто среднее между ними. Подумала: «Насколько интереснее было бы по-другому. Но у природы все сгруппировано, типаж есть типаж, и никуда от него. А если и есть, куда, то, видно, не нам». Спасительные мои отключки – неожиданные мысли не по теме. Отвлекшись типажом, я не расслышала, что прошипел Борис, и необходимость немедленно придумывать обидный ответ отпала. На время, надо полагать.

Ребят затормошили истомившиеся коллеги. После довольно беглого осмотра парни Измайлова внимательно изучили ту самую справку о введении в организм Лени препарата, который реагирует на алкоголь по принципу «лучше смерть». Бумажка лаконично предупреждала о возможных жутких последствиях даже крохотных и случайных доз спиртного и рекомендовала предъявлять саму себя реаниматологам в случае срыва. Если успеется, конечно.

– А на кой он себе другое зелье в вену вкатил? – озадачился Воробьев. – И так бы окочурился.